О счастье мы всегда лишь вспоминаем.
А счастье всюду. Может быть, оно —
Вот этот сад осенний за сараем
И чистый воздух, льющийся в окно.

Иван Бунин

То был необычный день — день, когда ты можешь, положа руку на сердце, сказать: «Я в отпуске!» Но не просто в отпуске, а в таком, который случается раз в пять лет. Те, у кого никогда не было маленьких детей, меня, наверное, не поймут. Ну а те, кто понимает, могут за меня порадоваться. В этом отпуске, однако, я надеялся не просто, что называется, «сменить картинку», вернее, «пластинку», а найти своё покинутое Сердце, которое бы мне поведало о том, как победить Смерть.

Мой Внутренний Голос направил меня на встречу с хатой Мюллер, что находится на высоте 1800 метров в национальном парке Маунт Кук — в самом сердце новозеландских гор. Эта хата действительно выглядит как настоящий дворец посреди возвышающихся величественных и вечно покрытых снегом гор, хотя сама она и не всегда окружена белоснежным одеянием. Эта её особенность «переодеваться» в зависимости от времени года делает её ещё более привлекательной и манящей.

Получу ли я ответ на свой вопрос в хате Мюллер или же Внутренний Голос в образе Параматмы в моём Сердце направит меня на дальнейшие поиски и странствия? В этом и состоял мой живой интерес. Наверное, оттого я всю дорогу и улыбался — то были воспоминания о былых временах, когда Бог вёл меня по дороге Любви и Смирения, где за каждым поворотом меня ждал новый безценный опыт.

Мы с Витцем останавливались почти при каждом удобном случае, чтобы сделать незабываемые кадры. Погода этому очень даже благоприятствовала, и я искренне верил, что она сохранится до среды (а был понедельник). Именно на среду был запланирован мой поход наверх, в горы.

На одной из стоянок, на берегу озера Пукаки (англ. Lake Pukaki) — весьма чистое и очень пейзажное, между прочим, несмотря на несколько смешное для русского человека название, — мы с Витцем разговорились о Вечном. Что может быть вечного в наши дни, спросите вы? Да много чего, если подумать — всё то, что не продаётся за деньги: Любовь, Дружба, Музыка… которая живёт в Сердце, и Тишина… которая живёт в уме. Я должен сказать, что Витц оказался на редкость интересным собеседником. Главное, что его отличало от других, это способность внимательно слушать, замечать важные детали в моём повествовании и вовремя задавать вопросы, причём вопросы глубокие, порой даже провокационные — не в бровь, а в глаз, что называется.

Я никогда не считал себя слишком общительным человеком, но, оказывается, всё дело было в том, что мне попадались неподходящие моему внутреннему миру собеседники. Очень часто я ловил себя на мысли, что при разговоре в компании мне трудно вставить своё слово. Говорят, что это признак гордыни, когда ты боишься сказать что-то не то или сказать слишком тихо, что тебя никто не услышит или просто проигнорируют. А раз проигнорируют, то будет задето ложное эго. В общем, я был отчасти с этим согласен, но помимо этого мне всегда хотелось не просто говорить что-то только ради того, чтобы не молчать, а говорить по существу. Для этого обычно приходилось немного подумать, чтобы начать свою речь: в зависимости от того, кто является собеседником и каков его уровень осознанности.

Так вот, с Витцем всё было так легко и гладко в плане общения, что я ни на минуту не ощущал одинокости. Другое дело, одиночество — оно необходимо душе так же, как голод необходим телу.

— Знаешь, Витц, чем отличается одиночество от одинокости? — спросил я его, когда мы обедали и любовались горой Кука.

— Одиночество — это тишина, которую ты ищешь в уме, чтобы наладить связь с Творцом, а одинокость — это тишина в Сердце, которая его душит.

— Поразительно, как тебе удалось одним предложением так ёмко и точно дать определение этим двум понятиям! Да, Витц, ты прав, одиночество сейчас вообще на вес золота, только мало кто такое «золото» ценит. Всем нужна «движуха». Мне тут вспомнилось одно стихотворение, не собственного сочинения, правда, но тем не менее. Вот, послушай.

По дороге брела Одинокость,
Робко в лица прохожих глядя,
В Сердце трепетно прятала горесть
И с тоской отводила глаза.

Повторяла: «Ну где же ты, милый?
Где же спрятано счастье моё?
Вижу я, что уже до могилы
Не узнаю, где скрыто оно...»

В полночь в поле по воле пророчества,
Где с травою играют ветра,
Повстречала она Одиночество,
Что сидело в тиши у костра.

«Здравствуй, милая, мы одиноки,
Обе бродим по миру одни.
И проводим всё время в дороге
Безконечные, долгие дни...

Почему же в глазах твоих теплится
Доброта и покой? Почему?
Мне в спокойствие это не верится.
Объясни мне, тебя не пойму!»

Отвечало тогда Одиночество:
«Никогда не была я одна!
Но порою побыть одной хочется,
Так отчётливей участь видна.

Слышишь, ветер поет колыбельную?
Видишь, как опустился туман?
Я за эти минуты волшебные
Все дороги на свете отдам!»

Так сидели они до рассвета
В тишине у святого огня:
Одиночество — греясь у света,
Одинокость судьбину кляня.

Часто нам выпадает дорога,
По которой блуждаем одни.
Одиночество это от Бога,
Чтобы в полночь беседовать с Ним.

Между ними различье такое,
Не понять его просто нельзя:
Одинокость поиск другого,
Одиночество поиск себя.

Марина Искандарян

Нам оставалось проехать ещё немного до пункта назначения, но скорость нашего передвижения замедляли изумительные по красоте виды, а также ещё одно обстоятельство.

Выпас овец и другого домашнего скота это не просто популярно, а повсеместно встречается в Новой Зеландии. Остаётся только ждать, пропускать и стараться никого не задавить, дабы не навлечь на себя карму убийства невинного животного.

— Это ещё что за «Канатчикова дача»? — в изумлении воскликнул я, медленно протискиваясь сквозь стадо блеющих овец. — Витц, мне всё это что-то жутко напоминает… Когда я вижу какое-либо стадо, которое бежит или безропотно идёт в одном направлении, подгоняемое пастухом, мне вспоминаются мировые события не столь давно минувших лет. Ведь по сути ситуация ничем не отличается: сейчас овцы, а тогда шли люди, а некоторые даже бежали, что называется, роняя тапки. И это подгонялось всё тем же страхом, нагнетаемым силуэтом «великого и могучего» пастуха на горизонте — «пастуха», обладающего, по мнению некоторых, совершенным знанием и оперирующего только научными фактами.

— Всё как по Высоцкому. Правду говорят, что новое — это хорошо забытое старое.

Ну а завтра спросят дети Навещая нас с утра «Папы, что сказали эти Кандидаты в доктора?» Мы откроем нашим чадам Правду — им не всё равно Мы скажем: «Удивительное рядом Но оно запрещено!»

— Было время, Витц, когда мне было искренне жаль то «стадо овец», но теперь, когда я вижу, что люди в большинстве своём не меняются, даже после того как их прилюдно побрили, и особенно после того, как они продолжают зазывать в своё стадо других, неокрепших умом, мне хочется сказать только одно: «И поделом».

— Листая старую тетрадь… Расстрелянного ветеринара… Я тщетно силился понять, как вы могли себя отдать на растерзание кинжалам… — чуть слышно произнёс я, когда мы медленно пробирались сквозь блеющее стадо. — Когда моя книга будет напечатана, Витц, я думаю, многих удивит сочетание несочетаемого в моём творчестве: мягкие, лирические стихи о Любви и Природе рядом с берущими за душу стихотворными призывами «пробудиться», стать трезвыми, здравомыслящими, ответственными… Хочу объяснить: и те и другие суть компоненты моей души. Я не сочиняю специально, я пишу только тогда, когда меня что-то глубоко волнует.

Вот и сейчас я не могу оставаться безучастным. Знаешь, однажды, в одном из своих прошлых путешествий, во время странствий от одной хаты к другой, меня спрашивали: «Кто ты?» На что я, не моргнув глазом, ответил: «Человек». Мне сказали: «Вы не поняли вопроса». А я ответил: «Вы не поняли ответа». Очень страшная, Брат, штука, носится по планете и сметает всё на своём пути — до такой степени страшная, что люди забывают о том, кто они на самом деле. Даже стихотворение тогда родилось у меня. Надеюсь, что когда-нибудь его прочтёт и осознает каждый.

Война бушует на планете, но не та, что век назад:
Вместо мин и пулемётов сорта нового снаряд.
Он летит быстрее пули, ему преграды не страшны,
Цель его не кровь народа, а вырождение Любви.

Он летает по планете, маски разные меняя,
Где-то страхом угрожает, где-то ложью погоняет,
Подменяет он понятия, новую вводя нормальность,
Насаждает нам иную, безчеловечную реальность.

Пора, друзья, объединяться против общего врага.
Мы сильны, когда мы вместе — тварь нам эта не страшна.
Предков заповеди вспомнить, силу Рода воскресить
И понять, что не рабы мы — мы рождены, чтобы светить!

Искоренив в себе пороки и чувства взявши под узды,
Откроется нам правда жизни и поймём, что не нужны
Нам законы и запреты, принуждение, шантажи.
Голос разума проснулся, а вместе с ним — и совести.

Война бушует на планете, но не та, что век назад.
Всё, что нужно для победы, — стать нам трезвыми опять!

Мы прибыли в деревню, находящуюся на территории национального парка, к середине дня. Как уже было сказано, мой поход с ночёвкой в хату Мюллер был запланирован и забронирован на среду — через два дня. А до этого времени нужно было провести «акклиматизацию» затёкших за последние пять лет ног и подготовить их к марафону.

Трек по долине Хукера (англ. Hooker Valley Track) к одноименному озеру идеально подходил для того, чтобы активно провести вторую половину дня в сердце новозеландских гор. Треки берут начало с одного места — стоянки и места для кемпинга под кодовым названием «Палаточный лагерь на холме Белой Лошади» (англ. White Horse Hill Campground). Направо пойдёшь — в долину Хукер попадёшь, налево пойдёшь — в хижину Мюллер попадёшь.

Мы с Витцем с трудом нашли место на переполненной парковке. Машины, как тараканы, отъезжали и приезжали. Ясно было, что погулять в одиночестве мне не удастся и придётся идти дыша кому-нибудь в затылок.

— Слишком туристическое место, Витц, — констатировал я, зашнуровывая походные ботинки. — Такое впечатление, что не только я один оставил здесь своё Сердце.

— Зато в локдаун здесь никого не было, так что в следующий раз не упусти момент, — иронично произнёс Витц.

— Нее… Уж лучше вы к нам! — сказал я, смеясь. — А если серьёзно, то в локдаун хорошо там, где есть настоящие друзья, единомышленники, соратники.

— А кто такие соратники?

— Ратники — те, кто стоят перпендикулярно земле и не кланяются. Ты ведь знаешь, что такое ратный угол?

— Нет.

— Это угол в девяносто градусов.

— А я думал, это прямой угол.

— Прямой угол — это сто восемьдесят градусов. Забудь то, чему тебя учили в школе, — махнул я рукой. — Таким образом, угол определяет положение в пространстве. Нагнулся — уже не соратник. Если стоять под углом, то сила течёт с преломлением, так как мной, моим согнутым положением привносятся изменения в колебательную систему. Когда занят не ратный угол, то происходит подстройка: либо сам подстроился, либо тебя подстроили.

Я схватил рюкзак, затянул пояс и хлопнул Витца по плечу.

— Я вижу, я тебя «загрузил», Брат. Но ты расслабься: это только начало. Пообщаешься со мной две недели, ещё и не такое узнаешь, — я подмигнул ему и побежал по тропе. Погода начала портиться, и могло случиться так, что я мог не успеть снять гору Кук крупным планом в долине Хукер.

«Есть, — подумал я, — на свете белом заповедные места, где взор ласкает и лелеет красота!»

«И средь чарующих дубрав на месте том построишь дом», — прозвучал Внутренний Голос.

Дом… Есть такое прекрасное изречение, что дом не там, где вы родились, а там, где прекратились ваши попытки к бегству. Я могу добавить к нему только то, что попытки эти должны прекратиться в результате умиротворения ума и гармонизации всей жизни, а не в результате усталости, безысходности и принятия поражения. Когда человек живёт в лучах Любви, то мир ему ответит непременно тем же.

Есть...
​на свете белом заповедные места
Где взор ласкает и лелеет красота
И средь чарующих дубрав на месте том
Построен дом...
В нём...
Живёт отрада свет очей моих храня
Источник радости и света для меня
Нас повенчала благодарная Земля
Завещая...

Жить в лучах любви
Среди счастливых лиц
Мечты твои, как птицы
В Мир несут рождение души
Стирая все границы...

Лес...
картины пишет для твоих прекрасных глаз
и каждый месяц изменяет свой окрас
Мы на рассвете искупались в облаках
В наших снах...
Быть...
Всегда нам вместе в этом мире суждено
Ведь наши души познакомились давно
И воплотились на красавице Земле,
Прославляя...

Жизнь в лучах любви
Среди счастливых лиц
Мечты твои, как птицы
В Мир несут рождение души
Стирая все границы...