Будет путь наш далёк, будет трудным и длинным.
И таёжным костром разожжём мы рассвет.
Про такую любовь пусть снимают картины
И пускают в кино до шестнадцати лет!ВИА Пламя, «До 16 лет»
Наступил долгожданный день. Этого дня я ждал семь с половиной лет. Четверть цикла Сатурна. За это время много воды утекло, но ещё больше притекло: каждый раз, когда вспоминаю свои предыдущие путешествия, не могу свыкнуться с мыслью, что тогда не было семьи.
Думается мне, что если бы не появилась, то пришлось бы забираться вот на эту гору, и кто знает, увидели бы вы сейчас эти строки или нет. Хотите верьте, хотите нет, но я жив только благодаря тому, что нашёл человека, который принял моё служение.
Другого пути нет для Человека с большой буквы: либо семья, либо полная отдача себя Всевышнему, но не через монашеско-отшельнический образ жизни – людей с таким призванием очень и очень немного, – а через служение обществу, миру. Нельзя просто жить для себя, это кромсает душу человека, убивает Божественное начало. Жизнь для себя – это та причина, по которой в мире столько страданий. Но благодаря семье мы можем отдать Любовь, получить Любовь, научиться общаться, взаимодействовать, решать задачи и проблемы сообща, вместе ставить цели и идти к ним, радоваться, но также и огорчаться – куда ж без этого, – и в этой полярности находить Бога.
— Слушай, Брат, а почему ты называешь свою кепку «шапкой Мономаха»? — спросил меня утром Витц, когда мы снимались с места ночлега.
— Потому что своим видом она внушает мне образ шапки Мономаха, — улыбнулся я, а затем продолжил: — Шапка Мономаха — символ самодержавия, а самодержавие — это форма правления, при котором единство голосов составляет сто процентов. Как тебе такое?
— Фантастика!
— Так и было, поверь. Такой дикости, как перевес в одну десятую процента между двумя кандидатами, наши Предки в страшном сне не могли представить. Представители высших эшелонов власти всегда проходили отбор представителями самых заинтересованных в процветании державы и самых интеллигентных слоёв общества — Боярыми мужами, семейными людьми, которые своими поступками доказали, что они достойны права голоса. Людям же, которые не дружат с головой, тунеядцам, проходимцам и негодяям право голоса никто не давал.
— А женщинам?
— Тоже. Зачем им право голоса? Они полностью были в руках и под опекой своего мужа, находились за мужем, как за каменной стеной. Их долг был в другом. Так вот, единогласие глав семейств, древнейшая форма самоуправления внутри славянской общины, передававшаяся из поколения в поколение, носила название «копное право». Копа — единство множества; собрание сходатаев для решения вопросов, связанных с жизнью общины. Копное право основывалось на правиле единогласия — прихода к единому мнению всех собравшихся сходатаев.
Монарх — это верховный правитель, и он потому верховный, что обладает просветлённым умом: «ман» — от слова «манас», то есть ум, а «арх» — «высший». То бишь это такой человек, который развил не только свой ум, но и разум, и интеллект. В своей левой руке, как ты знаешь, монарх держит особый «шарик» — символ власти, который и олицетворяет его ментальное тело — ум.
— А в правой руке как называется эта «палочка»? — начал допытываться Витц, которого явно заинтересовала тема про общественный строй.
— Спипетр, тоже символ власти. Скипетр — это оружие, палица. Очень мощное, как волшебная палочка. Кстати, о палочках. Мне сейчас предстоит подниматься в такие места, что мне тоже может понадобиться палочка-выручалочка. Давай заедем кое-куда…
Перед тем как заступить на тропу, я должен был зайти в информационный центр, чтобы активировать свою бронь, получить билет, а заодно, благодаря наводящим вопросам Витца, я вспомнил, что собирался купить палочку-выручалочку, чтобы не «убить колени» да и себя вместе с ними на крутом подъёме. А подняться предстояло ни много ни мало на 1000 метров. Но — место встречи изменить нельзя!
Путь к хате Мюллер — это один из самых трудных, но при этом доступных треков, проходя по которым не рискуешь жизнью. По крайней мере, не сильно рискуешь. Многое зависит не столько от физической формы, сколько от времени года и погодных условий. Бог, по всей видимости, решил подарить мне исключительно прекрасную погоду, не знаю уж за какие такие заслуги.
— Я оставляю тебя на одну ночь, — сказал я Витцу, зашнуровывая ботинки и затягивая пояс. — Не замерзай тут, а завтра, когда я спущусь, мы с тобой споём песню «Я сердце оставил в Фанских горах» Визбора.
— Добро, Брат.
Я взглянул на часы: было без двадцати двенадцать. Мне предстоял пеший подъём продолжительностью от трёх до пяти часов. Я знал, что ждёт меня впереди, ведь по этому пути я уже проходил семь с половиной лет назад. Но тогда всё было немного по-другому: приходилось торопиться из-за позднего старта, было пасмурно, а наверху, на высоте почти два километра оказалось ещё и довольно много снега. Хорошо, что с собой были «кошки» — без них, как говорится, дело было бы табак.
До места под названием Сили Тарнс (англ. Sealy Tarns) необходимо идти около полутора часов. Ведёт туда лестница, насчитывающая 2200 ступенек с набором высоты примерно 600 метров. Для сравнения, чтобы можно было представить, о чём речь, это как забраться на 180-й этаж.
С этого места открывается вид на гору Сефтон — четвёртую по высоте гору в Новой Зеландии. Но самый лучший вид на неё открывается, конечно, с другой стороны склона — как раз оттуда, куда и лежал мой путь.
Ступеньки закончились и теперь впереди только скалы…
А теперь подъём сквозь облако…
Увидеть, поставить цель, достичь её — вот, что дарят мне путешествия по горам. Это не просто галочка в зачётном списке дел на это воплощение. Это способ доказать самому себе, что ты можешь больше, чем просто сидеть в своём кабинете за компьютером, пить чай с чабрецом и женьшенем, закусывая сыроедческой шоколадкой, и философствовать. Когда в жизни есть маленькие победы, к которым ты идёшь с трудом, но без принуждения, составляя тщательный план и вместе с тем не жалея вытаскивать себя из зоны комфорта, — то жить становится намного интереснее.
Я остановился, чтобы перевести дух и хоть немного посмотреть назад, чтобы увидеть всю ту красоту, которая расстилалась в национальном парке Маунт Кук. И тут сердце начало биться учащённо: но не от физической нагрузки, а от переполнявших его чувств.
Подъём сквозь облако. Сердце поёт песню Юрия Визбора, а Душа читает стихотворение Бориса Ратникова. Песню я ещё спою, когда отдышусь, а вот стихотворение расскажу сейчас.
Как живёшь далёкая, нездешняя,
Синеокая мечта моя?
Что несёт нам жизнь вот это грешная
На земле в процессе жития?
Мы бежим, как в колею попавшие,
Оглянуться некогда вокруг,
И живём от всех проблем уставшие,
Ощущая боль сердечных мук.
Вся земная жизнь есть испытания:
С чем пришли мы в этот сложный мир,
Как себя истратили в желаниях,
Кто для нас является кумир?
Горе, если кругозор наш сужен:
Дом, работа, отдых и семья —
Человеку такой мир не нужен,
Он живёт лишь только для себя.
Так живут и существа все низшие:
Пьют, едят, рожают, просто спят,
Мы должны прорваться в сферы высшие,
Ощутить как часть Творца себя.
И творить тот мир своей Любовью,
Отдавая ближнему тепло,
Наполнять Сердца всех ближних новью,
Чтобы стало на душе светло.
В этот миг почувствуем мы с вами
В своём сердце Божью благодать,
И ответит добрыми делами
Тот, кому тепло могли мы дать!Борис Ратников
На высоком отроге, когда крутой подъём по каменистым склону наконец закончился и можно было перевести дух, взору открылись поистине Божественные пейзажи: как на ладони я видел всю долину вместе с рекой Хукер (англ. Hooker River), впадающую в озеро Пукаки, озеро Хукер, на котором был вчера, и озеро Мюллер (англ. Mueller Lake). В этот момент где-то в горах зазвучала песня Юрия Визбора, которую я подхватил и я запел:
Я сердце оставил в Фанских горах,
Теперь безсердечный хожу по равнинам,
И в тихих беседах и в шумных пирах
Я молча мечтаю о синих вершинах.Когда мы уедем, уйдём, улетим,
Когда оседлаем мы наши машины —
Какими здесь станут пустыми пути,
Как будут без нас одиноки вершины!
Лежит моё сердце на трудном пути,
Где гребень высок, где багряные скалы,
Лежит моё сердце, не хочет уйти,
По маленькой рации шлёт мне сигналы.Когда мы уедем, уйдём, улетим,
Когда оседлаем мы наши машины —
Какими здесь станут пустыми пути,
Как будут без нас одиноки вершины!
.jpg)
Я делаю вид, что прекрасно живу,
Пытаюсь на шутки друзей улыбнуться,
Но к сердцу покинутому моему
Мне в Фанские горы придётся вернуться.Когда мы уедем, уйдем, улетим,
Когда оседлаем мы наши машины -
Какими здесь станут пустыми пути,
Как будут без нас одиноки вершины!
«Ну здравствуй, очей очарование! Сколько лет, сколько зим… И ты ничуть не изменилась... Зато как изменился я! Но нет, постой, не говори, давай сначала проведём ночь вместе, а утром ты мне расскажешь, в лучшую или в худшую сторону».
Нет ничего волшебнее, чем возвращаться туда, где ничего не изменилось, чтобы понять, как изменился ты сам.
Семь с половиной лет... В это трудно поверить. Тогда ты была как снегурочка среди белоснежных вершин, горела словно яркая звезда в ночном небе. Но, видит Бог, ты прекрасна во все времена года: и среди глубоких снегов, и среди голых скал. Если вы меня спросите, какое самое любимое место у меня в Новой Зеландии, то я не задумываясь отвечу: вот это – хата Мюллер, 1800 метров над уровнем моря.
И опять цифры 1, 0, 8 — нет, это не совпадение. Совпадений вообще не бывает: мы всё притягиваем сами своими мыслями и самскарами. У меня даже спальный мешок весит ровно 1,08 кг.
Да, эта хата не для всех: её нужно любить, чтобы до неё дойти. Праздным путникам она своё сердце не открывает. Только для того, кто умеет ждать, мечтать и верить. Искренне, от чистого Сердца.
«Но постойте, неужели мои ноги идут дальше? Я поднимаясь всё выше и выше, кто же тянет меня за рукав?»
Гора Оливье. Нет, это не популярный новогодний салат. Это — гора, на которую любил восходить сам Эдмунд Хиллари. Семь с половиной лет назад путь на вершину оказался для меня недоступен из-за отсутствия подходящей обуви. Тогда в этом месте было снега по колено, а мои «кошки» можно было с большой натяжкой назвать кошками. Скорее «котятами». И вот теперь я стою и передо мной открывается шанс наконец покорить эту вершину: «Смогу ли я?»
Часы показывали половину пятого, а значит скоро в этом месте ляжет тень от горы Сефтон. По навигатору путь до вершины и обратно должен был занять чуть больше получаса. Времени на раздумья не было, поэтому я стал подниматься.
К моей досаде, маршрут оказался не промаркирован. Почти каждый шаг приходилось делать аккуратно, проверяя камень на устойчивость, прежде чем ступить на него. Сие обстоятельство значительно снижало скорость передвижения. На очередном непростом участке я повернулся к хате Мюллер и обвёл взглядом представшую передо мной картину: она очень точно отражало настроение одного из моих стихотворений, которое я написал за несколько месяцев до этого путешествия.
О, горы, как же вы могучи:
Зачем так маните меня?
Горит в Душе надежды лучик,
Что вновь вас встречу, но когда?..Вершин сиянье белоснежно,
Оно оставило свой след
В памяти моей навечно —
Уж сколько зим прошло и лет!Фотокарточка в альбоме
О вас мне память воскресит.
Скучаю, правда, я до боли,
И Сердце воет и кричит.О, горы, как же вы могучи:
Вам нет ни края, ни конца.
Ветер, снег, и зной, и тучи —
Я буду предан вам всегда!
Тень уже легла на плато, на котором стояла хата Мюллер. Неуклонно наступали сумерки, а спускаться в темноте по голым скалам без навигации выглядело не самым перспективным вариантом. Я вынужден был признать, что дальше идти я не могу. «Love your family — drive safely», — прозвучал Внутренний Голос.
«Значит, у меня есть повод вернуться сюда вновь», — с улыбкой подумал я.
Даже не выиграв суперигру с горой Оливье, я всё равно чувствовал себя победителем. Но не просто победителем в абсолютном значении, а победителем того я, который был в этом же самом месте семь с половиной лет назад.
Когда наступил вечер, все восходители собрались в общей комнате. Девушка-контролёр, которая была в эту смену в хате, проверила билеты, рассказала про технику безопасности, ответила на все вопросы и, конечно, пообщалась со всеми, кто хотел общения. А зачем ещё люди приходят сюда? За общением, как бы странно это ни звучало. Путешествуют компаниями, а одиночных странников, как я, немного. Но поговорить за ужином и рассказать откуда ты и куда держишь путь — это, можно сказать, традиция. Духовные искатели и искатели приключений в этом смысле похожи: они все чего-то ищут, все задаются вопросами и задают их другим.
Я сидел в хате в общей комнате и наблюдал за тем, как перемещаются люди, как скворчат сковородками, свистят котелками, шипят газовыми горелками, как играют в карты и другие настольные игры. Потом я вышел на террасу, чтобы вдохнуть свежего воздуха, посмотрел наверх и увидел непередаваемое очарование: мириады переливающихся звёзд посылали мне сигналы, которые я, широко открыв глаза, пытался в себя впитать и осмыслить: не только зрением, но и остальными органами чувств.
«Только звёзды высо́ко мой продолжат рассказ: Всё зависит от Бога и немного от нас», — прошептал я, а затем достал из рюкзака штатив и установил на него камеру.
Открыв затвор на максимум, я стал «ловить» звёзды. Я прекрасно знал и понимал, что никак нельзя унести эту великолепную картину Божественного происхождения: ни в виде негатива, ни в виде наборов ноликов и единиц, хранящихся на карте памяти фотоаппарата размером с ноготок. Мы, фотографы, переживаем некий духовный опыт, когда делаем снимки, и именно этот опыт позволяет нам потом сказать, что мы не просто были в каком-то месте, а прожили тот момент вместе с Богом. Кто заставляет наши пальцы отщёлкивать кадры: мы или та сила, которая нас породила? Почему нас так тянет подняться туда, где разрежен воздух; туда, где ярче звёзды; туда, откуда можно и не вернуться?..
Ответ прост: к Богу тянется душа. И всё же, если мы пришли в этот мир, значит согласились на временную разлуку со Всевышним. Но ради чего? Ради Любви, ради служения, ради того, чтобы творить добро. Но как легко обманывается душа, попадая в ловушку майи, в эти хитро расставленные сети материального мира. Если бы только постоянно помнить о том, что мы не тело, а душа, и жизнь — нам подарок от Творца; и что всё мы получаем на прокат: успеть бы ближнего обнять, пока не наступил закат. Может быть тогда в мире было бы меньше ссор и непонимания…
Я выключил камеру, закрыл объектив защитной крышкой, а затем в последний раз посмотрел в небеса, где вновь и вновь я читал последние строчки собственного стихотворения «Моя Жемчужина-Звезда»:
Прости меня за всё, Родная,
Я знаю: вспыльчив иногда.
Но верь: ценнее всех на свете,
Только — ты, моя Звезда!
